Неточные совпадения
«А статских не желаете?»
— Ну, вот еще со статскими! —
(Однако
взяли — дешево! —
Какого-то сановника
За брюхо с бочку винную
И за семнадцать звезд.)
Купец — со всем почтением,
Что любо, тем и потчует
(С Лубянки — первый вор!) —
Спустил по
сотне Блюхера,
Архимандрита Фотия,
Разбойника Сипко,
Сбыл книги: «Шут Балакирев»
И «Английский милорд»…
— Левой рукой сильно не ударишь! А — уж вы как хотите — а ударить следует! Я не хочу, чтоб мне какой-нибудь сапожник брюхо вспорол. И чтоб дом подожгли — не желаю! Вон вчера слободская мастеровщина какого-то будто бы агента охраны укокала и домишко его сожгла. Это не значит, что я — за черную
сотню, самодержавие и вообще за чепуху. Но если вы взялись управлять государством, так управляйте, черт вас
возьми! Я имею право требовать покоя…
Но тяжелый наш фрегат, с грузом не на одну
сотню тысяч пуд, точно обрадовался случаю и лег прочно на песок, как иногда добрый пьяница, тоже «нагрузившись» и долго шлепая неверными стопами по грязи, вдруг
возьмет да и ляжет средь дороги. Напрасно трезвый товарищ толкает его в бока, приподнимает то руку, то ногу, иногда голову. Рука, нога и голова падают снова как мертвые. Гуляка лежит тяжело, неподвижно и безнадежно, пока не придут двое «городовых» на помощь.
Возьмите, например, хоть наше раскольничество: что осталось от того, за что люди умирали
сотнями, выносили пытки, изгнание и скитались по лесам, как звери?..
Обвинению понравился собственный роман: человек с слабою волей, решившийся
взять три тысячи, столь позорно ему предложенные невестой его, не мог, дескать, отделить половину и зашить ее в ладонку, напротив, если б и зашил, то расшивал бы каждые два дня и отколупывал бы по
сотне и таким образом извел бы все в один месяц.
— А помнишь, в коронацию? за двадцать копеек
сотню отдавали — только бери… Ну, ступай! завтра
возьми сотенку… да ты поторгуйся! Эхма! любишь ты зря деньги бросать!
— Надоел он ему. Задарма отдает, только подписчиков за два месяца удовлетворить, с 1 ноября. Только гляди, чтоб дешево, дорогих сотрудников не надо. Вот Кузьмича
возьми. Он и недорог и писуч! Роман ему огулом за
сотню на полгода закажем. Идет?
— Леса — пустое дело, — говорит Осип, — это имение барское, казенное; у мужика лесов нет. Города горят — это тоже не великое дело, в городах живут богатые, их жалеть нечего! Ты
возьми села, деревни, — сколько деревень за лето сгорит! Может — не меньше
сотни, вот это — убыток!
— И отлично. Четыре целковых обеспечивают вполне порядочность… Сегодня же мы будем слушать «Динору», черт
возьми, или ты наплюй мне в глаза. Чем мы хуже других, то есть людей, которые могут выбрасывать за абонемент
сотни рублей? Да, я буду слушать Патти во что бы то ни стало, хоть бы земной шар раскололся на три половины, как говорят институтки.
И заметьте, какая у нас опять странность: иной, например, сочинитель, что ли, весь свой век и стихами и прозой бранил пьянство, откуп укорял… да вдруг сам
взял да два винные завода купил и снял
сотню кабаков — и ничего!
—
Возьми,
возьми! — настойчиво твердил Илья. — И
сотню свою
возьми на неё… Мне не надо твоего… А она за тебя помолится… Её молитва много значит…
Пропала золотая монета, ну, и бог с ней,
возьмите у меня их хоть
сотню, но менять порядок, брать с улицы новую горничную, ждать, когда она привыкнет, — все это длинно, скучно и не в моем характере.
А теперь ярмарка,
сотни две уж все
возьмем.
По молодости я не мог тогда достаточно оценить важность столь замечательного происшествия в истории рыболовства, особенно если
взять в соображение, что щука, достигающая таких размеров многими десятками лет, а может быть, и
сотнею годов, чрезвычайно редко попадается в столь незначительных водах, как наш пруд и река, и еще реже становится добычей рыбаков.
Не понимая, в чем дело, я
взял и думал, что он поднес какие похвальные стихи в честь мне, потому что бумага исписана была стихотворною манерою, то есть неполными строками, как, присматриваюсь, читаю: За квартиру… за самовар… за калачи… и пошло — все за… за… за… Я думаю,
сотни полторы было этих «за»…
Хмелевского
возьму, Поспелов с
сотнейПойдет со мной, охотники найдутся.
У Крымского двора всего две роты.
Куницын. Хорошенько ты их, братец, хорошенько! Я сам тебе про себя скажу: я ненавижу этих миллионеров!.. Просто, то есть, на улице встречать не могу, так бы
взял кинжал да в пузо ему и вонзил; потому завидно и досадно!.. Ты, черт
возьми, год-то годенской бегаешь, бегаешь, высуня язык, и все ничего, а он только ручкой поведет, контрактик какой-нибудь подпишет, — смотришь, ему
сотни тысяч в карман валятся!..
Маргаритов. Его? Его? За что? Он все
взял у меня:
взял деньги, чужие деньги, которых мне не выплатить, не заработать во всю жизнь, он
взял у меня честь. Вчера еще считали меня честным человеком и доверяли мне
сотни тысяч; а завтра уж, завтра на меня будут показывать пальцами, называть меня вором, из одной шайки с ним. Он
взял у меня последнее —
взял дочь…
Эх, голубчик! хороший-то, который постепеннее, не
возьмет: тому надо маломало
сотню тысяч, а то две, либо три; ну, а другие, так хоть бы их и не было совсем.
— Ну, все равно, но дело в том, что ведь ему
сотню тысяч негде было
взять, чтобы развертывать большие дела. Это вы, дитя мое, легкомысленностью увлекаетесь.
Конечно, если верить в звезду Арсения Кирилыча и рискнуть, то можно даже примоститься к делу, буде оно пойдет опять полным ходом, заставить заплатить за себя двадцать тысяч, которых даром никто не даст… Но придется за это впутать себя в целую «махинацию»,
взять с Усатина дутых векселей на
сотню тысяч и явиться подставным владетелем не одного десятка акций.
На берегу реки, под откосом, лежал, понурив голову, отставший от гурта вол. У главного врача разгорелись глаза. Он остановил обоз, спустился к реке, велел прирезать быка и
взять с собой его мясо. Новый барыш ему рублей в
сотню. Солдаты ворчали и говорили...
Возвратясь на правый берег, дал знать великому князю Ивану Васильевичу, что с своими
сотнями московских удальцов берется
взять Тверь.
Перед ним высились темные, безмолвные стены и ничего больше. Бродить таким образом возле Кракова нельзя было долго. Русские, заметив неприятеля, могли отрезать ему путь отступления в Тынец и
взять эту крепость, так как в ней оставалось гарнизона всего
сотни две человек.
Первое время он думал было последовать совету Ермака Тимофеевича и вернуться, отъехав на несколько
сотен верст, с заявлением, что его ограбили лихие люди, но молодое любопытство
взяло верх над горечью разлуки с Домашей, и он в конце концов решил пробраться в Москву, поглядеть на этот город хором боярских и царских палат, благо он мог сказать Семену Иоаникиевичу, что лихие люди напали на него под самой Москвой. В его голове созрел для этого особый план.
Через несколько дней по прибытии Суворова Шуази выслал парламентера. Он просил
взять из замка
сотню пленных мастеровых, дозволить выйти в город 80 духовным лицам и снабдить его лекарствами.
Затем, обратясь к генерал-поручику Павлу Сергеевичу Потемкину, Григорий Александрович приказал ему поручить одному из храбрейших штаб-офицеров немедленно же
взять редут с батальоном гренадер, а в помощь им назначить пять батальонов пехоты и несколько
сотен кавалерии.
Подчинив себе всех мальчишек в деревне, я составил из них стрелецкое войско, роздал им луки и стрелы, из овина сделал дворец, вырезал и намалевал, с помощью моего воспитателя, царицу Наталью Кирилловну с сыном на руках и сделал их целью наших воинских подвигов. Староста разорил было все наши затеи, называя меня беззаконником, висельником: я пошел со своею ватагою на старосту,
взял его в плен и казнил его
сотнею горячих ударов.
— Бой идёт уже третий день… — отвечал хорунжий. — Японцы четыре раза меняли позиции своих батарей, но мы счастливо и метко подбивали их, и наконец некоторые батареи замолчали… Японцы стали отступать… Мы подбили у них около десяти орудий, и полковник Трухин с двумя
сотнями казаков отправился
взять подбитые орудия, но
сотни были встречены цепью стрелков, открывших сильный огонь, и принуждены были отступать.
В тую пору одинокий кавказский черт по-за тучею пролетал, по сторонам поглядывал. Скука его
взяла, прямо к сердцу так и подкатывается. Экая, думает, ведьме под хвост, жисть! Грешников энтих как собак нерезаных, никто сопротивления не оказывает, хочь на проволоку их
сотнями нижи. Опять же, кругом никакого удовольствия: Терек ревет, будто верблюд голодный, гор наворочено до самого неба, а зачем — неизвестно… Облака в рог лезут, сырость да серость, — из одного вылетишь, ныряй в другое…
Под Красным
взяли 26 тысяч пленных,
сотни пушек, какую-то палку, которую называли маршальским жезлом, и спорили о том, кто там отличился, и были этим довольны, но очень сожалели о том, что не
взяли Наполеона, или хоть какого-нибудь героя, маршала, и упрекали в этом друг друга и в особенности Кутузова.